А ещё они живут жизнью русских иммигрантов, и это полный вперёд. Я-то избалована Род-Айлендом, где, не считая Лены, видела трёх русских за четыре года. А тут, блин, на Дерибасовской хорошая погода. На улицах русские, в русском магазине — понятно, в американском магазине — тоже русские. Впервые вот побывала в русском магазине. Лежит хлеб «Borodinskiy», «Корона з родзинками та лісовими горіхами», блины на развес, веник берёзовый для бани, все продавщицы русские, кассирша объясняет мужичку разницу между ликёром и liquor. И вот даже не знаю: с одной стороны, это прикольно, с другой — пиздец кромешный, конечно... Вот я смотрю на этих людей с тележками. Даже если они молчат и по роже не видно, всё равно понятно, что русские: другие сюда не заходят. И у меня такое противное чувство жалости, снисхождения, омерзения... К знакомым иммигрантам такого, по счастью, нет, хотя есть другие чувства. «Наш» человек, добровольно живущий вне родины почему-то вызывает чувство брезгливости. И я даже сейчас не говорю про взрослых, не говорящих по-английски, и детей, не говорящих по-русски. Просто смотришь на него, молодого, симпатичного, в шортах и кроссовках шагающего вдоль прилавка с помидорами, и хочется спросить: «Ну вот что ты сюда приехал? В шортах и кроссовках шагать вдоль прилавка с помидорами? А дома не шагалось? Как справляетесь, бедняк?»
Нужно написать про поездку в НЙ, возможно, про commencement. Про что-то ещё собиралась... Забыла.
Мама
Ненавижу переезжать. Мне очень плохо, когда я лишена своей личной норы, даже на время.